Привет, меня Артём зовут, и я пережил странную историю. До сих пор не понимаю, что это было. Может, вы мне расскажете?

Недавно я переехал на новую квартиру. Наконец-то смог позволить себе жильё получше и просторнее, а заодно поближе к работе. Особо и не рассчитывал, но мне попался хороший вариант. Однушка, третий этаж, свежий ремонт, и пятнадцать минут пешком до офиса. От собственника, без агентов, цена ниже рынка. Вживую она оказалась даже лучше, чем на фото.

Сразу на просмотре и подписали договор, оставалось только перевезти вещи. Из-за работы на сбор вещей у меня ушла почти неделя. В пятницу вечером, запаковав последнюю коробку, я сильно удивился количеству вещей. Десяток больших и маленьких коробок, большой чемодан, две дорожные сумки. Даже не верилось, что когда-то я приехал в этот город с единственным рюкзаком.

Время было позднее, и я не стал разбирать вещи сразу. Хотел сделать это на утро, но растянул это в итоге на несколько дней. На самом деле от многих вещей пора было давно избавиться. Но выбросить не хватало духу. Пусть будут, думал, вдруг пригодятся.

Одежда, про которую не мог вспомнить, когда надевал в последний раз. Посуда, которой было слишком много для меня одного. Огромный моток спутавшихся проводных наушников и зарядных шнуров. Часы, брелоки, кулоны, фенечки, браслеты с фестивалей. Артефакты памяти переезжали вместе со мной из одной квартиры в другую и росли как снежный ком.

Книг было две большие коробки. Для них на новом месте не было ни шкафа, ни полок. Я расставил их на подоконнике вдоль окна на кухне. Половину из них я точно не открывал. Ещё несколько бросил на середине. Отдавать или продавать их было жалко: были среди них и подарки, и экземпляры с автографами.

Для винтажной печатной машинки места не было. Уже пару лет как хотел перепечатать на ней один из рассказов, но всё руки не доходят починить механизм. Всё, чему не нашлось места, отправилось на балкон в коробках, включая разобранные стол, пару стульев и комод, купленные ещё для прежней квартиры, где мебели вообще не было.

Короче, я в то время вообще ничего не выбрасывал. И меня это особо не парило, пока я не познакомился с одним соседом.

Случилось это на вторую неделю на новом месте. Я ждал лифт и невольно слушал возню и тихую ругань из квартиры напротив моей. Там отщёлкнули два или три замка подряд, дверь приоткрылась. Из-за неё юрко выскользнул сухой человек и тут же захлопнул дверь за собой. Как будто не хотел случайно выпустить кого-то.

Чем-то он был похож на киношного Шурика, только очень старого. Волосы на солому были похожи, а лицо — на сморщенный от горячей воды палец. Пиджак, свитер с горлом, брюки — всё было ему велико. Толстая оправа очков в двух местах была перемотана изолентой, а из-за толщины линз глаза его выглядели комично огромными. Когда створки лифта резко и шумно открылись, мы с соседом дёрнулись, и он обратил на меня внимание.

Я жестом пригласил его в лифт, а он оценивающе посмотрел на меня и, коротко мотнув головой, засеменил вниз по лестнице. Так я впервые увидел Матвея Сергеевича.

В общем, большинство квартир в том доме сдавались в аренду, и жильцы сменяли друг друга быстрее, чем их лица успевали запомнить. Всего в нескольких квартирах постоянно жили собственники. Одна из них — напротив моей, так что с Матвеем Сергеевичем мы встречались довольно часто. Второй раз в жизни я увидел его через пару дней, когда я возвращался с работы, а он, наоборот, куда-то уходил.

Правда, из его квартиры сначала вывалилась груда хлама, и только затем показался сам сосед. Было что-то комичное в том, как он широкой лопатой, какой обычно сгребают снег, закидывал туго набитые пакеты, коробки и газетные подшивки обратно в квартиру, а они скатывались к его ногам. Работал сосед быстрыми и отточенными движениями, словно промедли он, и поток хлама затопит весь подъезд. Закончив, он запер дверь и уехал на лифте.

От других соседей я потом узнал, что Матвей Сергеевич болеет патологическим накопительством. Тащит в дом всякий хлам и складирует, а выкинуть ничего не может, даже если пришло в негодность. В общем, живёт по принципу «пусть будет, вдруг пригодится».

Сам Матвей Сергеевич был тихим и ни с кем не общался, даже не здоровался. Из квартиры выходил редко, а когда всё-таки выходил, то либо налегке, либо с рюкзаком. Возвращался же, как правило, минимум с одной большой сумкой, чемоданом или коробкой. Говорят, раньше он совсем другим был.

— Очень общительный был, дружелюбный, воспитанный…

— Примерный семьянин, завидный муж, трудолюбивый…

— Начальником склада работал, кажется. На предприятии каком-то…

— Во всём порядок у него был, ничего лишнего никогда. А жена красавицей была…

— Очень она дом обставлять любила, уют наводить, перестановки делать…

— Бывало с разницей в неделю к ним в гости зайдёшь, а дом не узнать…

— Что случилось? Так сократили его, кажется, в девяностые…

— Что-то у них там на складе произошло. Матвея то ли придавило чем, то ли на голову что-то упало…

— Ну, его сначала в больницу с производственной травмой, а потом с завода попёрли…

— Он работу-то поискал, да только не брали его никуда. Почему? Уж чего не знаю, того не знаю…

— Запил он, короче. Много пил и долго. А жена его вещи продавала, чтоб было, чем закусывать…

В конце концов супруги впали в нищету. Чтобы хоть как-то выжить, взяли они кредит в какой-то неприметной конторе, но деньги быстро закончились, работы не предвиделось, а отдавать нужно было скоро и с процентами. Кредиторы пришли к ним домой среди ночи и стали выносить то немногое имущество, что у них ещё оставалось.

В тот день Матвей Сергеевич и потерял жену, но версии расходятся. То ли сердце у неё не выдержало, то ли по голове её неаккуратно стукнули, когда она пыталась помешать кредиторам. Но после этого Матвей Сергеевич пить перестал. Сначала себя в порядок привёл и на работу устроился. Потом квартиру в человеческий вид привёл. А потом началась его болезненная тяга к накопительству. По крайней мере, так об этом рассказывали.

Изредка к нему приходили коммунальщики или участковый, но никто из них не заходил в квартиру. То ли Матвей Сергеевич отказывался впускать, то ли сами они не спешили пробираться сквозь залежи хлама. Поговорив с порога с моим соседом, они быстро уходили. Во время одного из таких визитов я мельком заглянул в открытую больше обычного соседскую дверь. За ней вдоль стен до самого потолка громоздились залежи самых разных вещей. Одни были аккуратно сложены в стеллажах, другие грубо свалены друг на друга. И всё это еле заметно шевелилось, словно бы живое.

Я потом пил чай у себя на кухне, и от мысли о живом хламе было совсем не по себе. Особенно когда в очередной раз из-за смежной стены слышались возня и неразборчивая ругань. Наверное, сосед что-то уронил и пытался вернуть всё на место. А я невольно косился на свой балкон, где лежали и мои коробки с барахлом. Вдруг и оно живое? От этой мысли тогда мурашки побежали по спине. Глупости, конечно. Но в ночи любая глупость вызывает дрожь.

Впрочем, хлам был не только на балконе. Вещей в квартире явно прибавилось. Словно я стремился заполнить пустые пространства слишком большой для меня одного квартиры. Я тащил всё подряд из торговых центров, магазинов и пунктов выдачи. И только я об этом подумал, как что-то щёлкнуло в голове.

Я достал с балкона коробки, расставил их на полу в гостиной и стал перебирать лежавшие там предметы. Держал в руках, разглядывал. Все они вызывали какие-либо воспоминания. Яркие и тусклые, приятные и не очень. Избавляться от них по-прежнему не хотелось, но я себя каким-то чудом пересилил. Что-то отправилось в большую коробку на выброс, а что-то превращалось в объявление в интернете. Настолько я увлёкся процессом, что инвентаризация закончилась только ближе к утру.

Конечно, никто не торопился меня избавлять от нажитого барахла. Да я и не особо надеялся. Я в глубине души даже как будто радовался. Внутренний голос упрямо спрашивал, может, я зря всё это затеял? С каждым днём я всё больше с ним соглашался, но и коробки «на выброс» и «на продажу» разбирать не торопился. А просматривая иногда сайты с объявлениями, вдруг нашёл на них аккаунт своего соседа.

Матвей Сергеевич и продавал, и покупал. Сотни объявлений. В тех, что о покупке, значилось «заберу сам», о продаже — «только самовывоз». После этого я заметил, что к старику нечасто, но приходят не только коммунальщики, но и самые разные люди. Их он на пороге не держал, и покупателям приходилось неловко пробираться внутрь за желаемой вещью. Только сейчас я понимаю, что ни разу не видел, как кто-то из покупателей затем покидал квартиру старика. Впрочем, я ведь и не следил за ним круглосуточно.

Да и настоящие странности начались позже.

В какой-то момент я заболел и пару дней работал из дома. Хотя из-за температуры и слабости я больше спал, иногда отвечая на сообщения и закрывая мелкие задачи по мере сил. В один из дней температура подскочила так сильно, что я провалился в лихорадочный сон. В том сне я жил в квартире, до потолков заставленной коробками. Свободного места в ней оставалось два-три квадратных метра, коробки заменяли собой всю мебель. Я случайно опрокинул несколько коробок, они упали и подняли клубы пыли. Я бросился их поднять и с ужасом обнаружил, что в них пусто. Стал открывать все, что попадались под руку, но ни в одной ничего не оказалось. А потом все эти коробки обрушились на меня, придавили и не давали дышать.

Проснулся я так же резко, как уснул. Дышать было тяжело из-за насморка, кое-как пришёл в себя и доработал остаток дня. А затем, почти себя не помня, стал собирать хлам в коробки. Всё, чем давно не пользовался, что пришло в негодность, что было куплено непонятно зачем — всё это уместилось в семь больших коробок, которые я, не задумываясь, вынес во двор к мусорным контейнерам.

И поставив последнюю коробку, я вдруг нашёл у помойки дрожавшего котёнка. Он смотрел на меня чёрными глазками и коротко мяукал. Я забрал его к себе в квартиру, которую было теперь не узнать. Кое-как помыл, накормил, взял на руку и гладил, пока он сопел с закрытыми глазами. А я смотрел в окно, как Матвей Сергеевич отогнал двух бездомных от помойки и потащил свежевыброшенный хлам к себе домой.

Сам не знаю, что на меня нашло. Но стало легче.

Кота я назвал Кеша и оставил у себя, вечера и выходные стали чуть веселее. Хотя первое время Кеша меня иногда пугал своей привычкой замирать вдруг посреди комнаты и куда-нибудь смотреть, не моргая. Как правило, смотрел он на смежную стену, за которой жил сосед, или на входную дверь.

Кстати, как оказалось, Матвей Сергеевич имел заклятого врага в лице соседки снизу. Узнал я об этом, когда в один из дней она особенно сильно скандалила с ним, стоя на пороге. Кричала что-то про помойку, вонь, паразитов и каких-то чёрных бабочек, которые ей жильцов распугивают. Она и ко мне стучалась, но я не открыл, чтобы под горячую руку не попасть.

Той же ночью я проснулся от звонка в дверь. Долгого, настырного. Было часа три ночи или около того. Я посмотрел в глазок и увидел спину Матвея Сергеевича. Открыл дверь и услышал, наверное, самый странный диалог в своей жизни:

— Там это… в банке нет.

— Чего нет?

— Крови!

— Какой крови?

— В банке. С ручкой. Крови нет, вот думаю, сообщить надо.

— А зачем в банке кровь?

— Ну вот если понадобится вдруг запасная кровь, а её нет.

— Так и у меня нет.

— Гм. Ну я так, просто. Сообщить, а то мало ли что.

— Понял. Крови нет. Буду знать.

Стою с каменным лицом, а у самого коленки дрожат. Дверь закрыл на все замки — мало ли, ещё за кровью опять придёт. Сосед ещё постоял минуту-две перед дверью, потом ушёл к себе. А мне не давало покоя, что Кеша странно себя вёл.

Обычно он сразу несётся к двери, высовывает мордочку наружу, иногда даже выбегает в подъезд. Но не в этот раз. Пока с соседом говорил, я краем глаза смотрел под ноги, но Кеши и близко не было. А когда дверь закрыл, на шкафу его увидел. Сидел, не двигался и на дверь смотрел. И так до самого утра, ни на миллиметр не сдвинулся.

Следующим вечером я узнал, что Матвея Сергеевича забрали санитары. Видимо, не ко мне одному он ночью приходил о крови предупредить. Даже несмотря на это, ночной визит соседа мне ещё долго не давал покоя. Любой скрип, шорох или шелест из подъезда меня пугал, и я нёсся к двери, чтобы посмотреть в глазок. Не знаю, что бы я делал, если бы действительно увидел в нём Матвея Сергеевича.

Хуже было по ночам. За месяцы в новой квартире я привык к звукам из-за смежной стены, почти не замечал их. Но сейчас соседа не было в квартире. Он не мог ничего ронять, перекладывать, некому было неразборчиво бубнить. И всё же иногда в ночной тишине я слышал эти звуки, хоть они и быстро смолкали. Ну, или, по крайней мере, я думал, что их слышу.

За время отсутствия Матвея Сергеевича в доме опустело сразу несколько квартир. Жильцы как-то очень незаметно съезжали, и дом молчал о причинах. Первое время после ночного визита мне тоже хотелось съехать, но деньги за первый и последний месяц и агентские на деревьях не растут. На работе предложили несколько отгулов, чтобы прийти в себя, но я взял удалёнку, чтобы думать о работе, а не обо всякой жути. Тревога потихоньку стихала. Но я рано успокоился.

В один из дней на удалёнке у меня было большое совещание. Помню, как Кеша тёрся об ноги, лез на колени и несколько раз пытался оккупировать стол. А потом он вдруг куда-то пропал. Заметил я это только, когда совещание закончилось. Снял наушники и услышал истошное мяуканье. Но почему-то приглушённое. Если бы я не слышал все остальные звуки, решил бы, что от наушников уши заложило.

Сколько ни звал, Кеша не реагировал. Не было его ни в шкафу, ни за шкафом. Ни в диване, ни за диваном. Не было его и на карнизе, и на балконе. Но я продолжал его слышать. Затяжные и истошные «мя-а-а-ау». Неужели на улицу выбрался?

Обулся, накинул куртку и вышел в подъезд. Тут-то мяуканье и стало громче и чётче. И доносилось оно снизу. Я спустился на первый этаж и прислушался. Это не из квартир и не с улицы. Я позвал Кешу ещё раз. Он замяукал истеричнее и заскрёбся об металлическую дверь в подвал. Изнутри.

Я дёрнул дверь, но та была наглухо заперта. Кеша зло на что-то шипел. На стенде, обклеенном рекламой, я нашёл телефон управляющей компании и узнал от женщины с недружелюбным голосом, что ключи от подвала есть только у дворника, который второй день не выходит на связь.

Я подумал, что Кеша не мог попасть в подвал никак иначе, чем из квартиры, и вернулся. Минут за пятнадцать я нашёл ответ. За шкафом в стене была дырка и, видимо, сквозная до самого подвала. Хорошо, что Кеша не застрял на полпути. Плохо, если в подвалах живут крысы. Большие, грязные и злые. Аж передёрнуло, как представил голые хвосты и противный писк.

Минут двадцать я безуспешно звал Кешу в надежде, что так он найдёт обратную дорогу, но слышал всё такое же далёкое хриплое мяуканье. В отчаянии я взял телефон, горсть скрепок для бумаги и вернулся к подвалу. Кто бы мог подумать, что в YouTube настолько много инструкций о том, как взламывать замки. Первые четыре, кстати, не помогли.

Шёпотом я пытался успокоить Кешу, хотя сам всё меньше верил, что справлюсь без посторонней помощи. И, как назло, никто не проходил мимо. Руки затекли, пальцы ныли, на глаза наворачивались слёзы. Включал одно видео за другим. Как будто бы даже стало получаться, когда домофон неожиданно громко затрезвонил.

Дверь резко распахнулась, один за другим в подъезд рысцой забежали высокие широкоплечие люди в чёрной одежде, бронежилетах, касках и с автоматами.

— Чисто, чисто, чисто, — чеканили они друг за другом.

Первой мыслью было, что кто-то из соседей, походу, увидел, как я в замке ковыряюсь битый час, и сдал меня полиции как террориста. Один из омоновцев, который зашёл последним, ненадолго замер на пороге и посмотрел на меня. Мы с ним молча смотрели друг на друга. А тишину разбавлял только гундосый голос блогера, который объяснял, чем замки друг от друга отличаются и какой легче взломать.

— Я это… У меня там кот застрял… А дворник забухал, — заговорил я. — А ключи у него. А я… вот.

Словно в подтверждение, кот с новой силой заистерил.

Омоновец качнул головой, мол, «а-а, понял» и поднялся на лестничную клетку, что-то тихо объяснил остальным, а затем повернулся ко мне и сказал:

— Гляди, как надо.

Взмах руки, и омоновцы высадили дверь одной из квартир на первом этаже. Дальше грохот, шум, крики, визги, ругань, угрозы, звуки ударов. В общем, типичная сцена из ментовских сериалов. Нескольких полуголых мужиков минут через десять вывели в наручниках из подъезда, и началась полицейская суета. Тот главный омоновец собирался уже выходить, видимо, но на пороге подъезда снова замер. Потом спустился к двери в подвал, где у меня опять ничего не получилось.

Он жестом попросил отойти в сторонку, достал из подсумка что-то вроде отвёртки и вставил в замочную скважину. Что-то нажал, и я услышал короткий скрежет и почти сразу скрип петель — дверь открылась. Омоновец кивнул мне и ушёл на улицу. А я радостный и ошарашенный побежал в подвал.

Помню затхлый и сырой воздух, жёлтый полумрак, грязный бетон и обмотанные тряпками трубы. Я шёл на зов Кеши, и чем глубже заходил, тем тошнотворнее была вонь. Слава богу, крыс не было ни видно, ни слышно. Кота я нашёл под одной из труб — он запутался в какой-то потрёпанной сети, похожей на рыболовную. Увидев меня, Кеша перестал истерить, хоть и трясся в ужасе. Мне и самому тут было не по себе. Порвать сеть не получилось, и я стал искать по подвалу что-нибудь острое. Тогда и услышал… Понятия не имею, что именно.

Капающую воду? Громкий глоток? Какое-то бульканье, может? Не знаю я. Но кирпичный завод я тогда отгрохал, конечно, не маленький. Прикрывая нос рукавом, чтобы хоть немного не чувствовать вонь, я тихонько пошёл в сторону того звука. И мне показалось, что я увидел кого-то очень тощего, голого и серого. На долю секунды и краем глаза, но показалось. Тощий сидел на корточках, и даже думать не хочу, что именно он делал над телом человека. Кажется, это и был пропавший дворник, судя по оранжевому жилету.

В том подвале тогда нашли не только дворника. Были там и трупики крыс, и дохлые кошки, и мёртвые собаки. Находили там и разного рода вещи, которых быть там не должно. Косметички, сумочки, телефон, пустые рюкзаки из-под ноутбуков, курьерский дождевик. Но никакого тощего не нашли.

Как я слышал, дворник умер от сердечного приступа. Странно. Молодой он был, лет тридцати, жил в подсобке, выпустился с актёрского. Я его даже в паре реклам видел и в одной короткометражке.

Полиция потом несколько раз приходила, опрашивала жильцов. Сначала про дворника. Потом про пропавшего полгода назад курьера. Затем про нескольких компьютерных мастеров, чьи объявления висели у нас в подъезде, а телефоны не отвечали. Недели три они ходили или вызывали к себе. В последний раз пришли неделю назад. Постучали в дверь и попросили стать понятым при обыске. Вскрывали квартиру Матвея Сергеевича.

На тот момент уже больше месяца прошло, как его санитары забрали, но полицейский сказал, что в больнице его не нашли. В общем, вскрыли дверь и стали пробираться сквозь завалы. Квартира у соседа была большая, комнат много, и во всех хлам. Одна из комнат оказалась заперта. Оттуда тянуло гнильём. Полицейские переглянулись, кивнули друг другу и стали ломать дверь. Говорят, страшная правда лучше спокойного неведения. Я бы не отказался остаться в неведении.

Это была единственная незахламлённая комната. Вдоль стен до потолка аккуратными стопками громоздились книги. Как будто подпирали потолок вместо колонн. Комната была залита фиолетовым светом ламп. Тут и там по комнате были расставлены большие и маленькие горшки с зелёными растениями. А по центру стоял большой обеденный стол.

На столе том на грязных простынях лежало тело, напоминавшее тряпичную куклу. Это была мумия женщины, обёрнутая в грязные жёлтые бинты и листья растений. Где-то свежие, где-то подсохшие. Только лицо не было ничем прикрыто. Кого-то она мне напоминала.

Вокруг стола на стульях были ещё несколько таких же мумий, но посвежее. Некоторые были привязаны за руки и за ноги, у всех кляпы во рту. По каждой мумии ползали чёрные бабочки. Заползали под одежду и бинты, в уши и глазницы.

В углу комнаты на грязном матрасе спал сосед, свернувшись калачиком. Он сцеживал кровь в литровую банку из своей руки. Полицейские направили на него пистолеты. Сосед поднялся и поднял руки, испуганно глядя то на одного, то на другого полицейского.

— Кровь. Закончилась. Запасная, — сказал сосед тоном, словно не понимал, почему кого-то пугают очевидные вещи.

Его арестовали. Квартиру опечатали. А я ещё долго не мог прийти в себя. Сидел на диване дома в тишине и гладил Кешу по загривку. Я уже видел раньше эту мумию. Только без бинтов. И без листьев. Тощая и голая. Тут до меня и дошло, что видел я её в подвале над пропавшим дворником.

Она тогда быстро исчезла. Но, кажется, заметила меня, посмотрела и как будто узнала. Я отбросил странные мысли и лёг спать. Долго не мог уснуть и не уверен, что смог. Помню, что не мог пошевелиться. Смотрел, как из тени шкафа ко мне медленно шла тощая и голая мумия. По ней ползали чёрные бабочки, порхали вокруг неё.

Она ползла по кровати, принюхиваясь отсутствующим носом. Замерла прямо надо мной, втягивая мой запах. Мумия забралась на мою грудь, уселась на корточки. От тяжести было трудно дышать. Она оскалилась чёрными гнилыми зубами, а затем тонкий длинный язык вывалился у неё изо рта. Когда он коснулся кожи, я почувствовал острую боль и отключился.

Утром я с трудом проснулся и чувствовал себя раздавленным. А грудь чесалась. Умываясь, я заметил в зеркале, что в том месте, где меня коснулся во сне язык мумии, остался след, как от толстой иголки. После этого мумия приходила ко мне каждую ночь. Меня хватило на неделю, прежде чем я съехал. Но это не помогло. Она продолжает приходить, куда бы я ни подался, что бы я ни делал. Не помогли ни экстрасенсы, ни обереги, ни молитвы. Ночью приходит мумия, а днём за мной следят её чёрные бабочки.

Я вспомнил, как полиция нашла Матвея Сергеевича за сцеживанием крови. В отчаянии я слил немного крови в литровую банку и оставил её возле кровати. В ту ночь мумия прошла мимо меня, её интересовала только банка. Теперь я знаю, как выиграть хоть немного времени. Но даже не представляю, как его использовать. Разве что добыть больше запасной крови.